Итоги года и эпохи: есть ли у нас риск опять потерять страну?

Цены на нефть падают, мы вовлечены в войну (горячий посреднический конфликт с Западом), мы не успели решить задачу промышленной и технической модернизации, — все это выглядит как буквальное повторение проблем позднего СССР. Исторические аналогии, конечно, всегда неполны и условны. Некоторых из советских проблем у нас нет совсем (стареющей номенклатуры, плановой экономики, закрытых границ), а в некотором смысле ситуация еще хуже, чем тогда. Тем не менее сравнительный, компаративистский анализ — популярный в социальной науке метод. Он позволяет, сопоставляя сегодняшний день с той или иной исторической ситуацией, увидеть действительность более объемно, выпукло, а главное, более наглядно. Основное наше преимущество перед поздним СССР в том, что у нас было время хоть в какой-то мере изучить тогдашнюю ситуацию и сделать выводы. Но хватит ли нам выученных уроков, если мы раз за разом попадаем в одни и те же исторические ловушки?

Падение цены на нефть

Событие

13 сентября 1985 года министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии Ахмед Ямани заявил, что его страна прекращает политику сдерживания добычи нефти и начинает восстанавливать свою долю на рынке. Впоследствии бывший лидер команды реформаторов первого российского правительства Егор Гайдар назовет этот день «датой краха СССР, когда история была уже сыграна». «На протяжении следующих шести месяцев добыча нефти Саудовской Аравией увеличилась в 3,5 раза, и цены рухнули. Можно смотреть по месяцам — в 6,1 раза», — говорил Гайдар в интервью на радио «Эхо Москвы».

Объективные причины

Эр-Рияд на этот болезненный для себя шаг (ведь от обрушения цен страдал не один только СССР, но и сама Саудовская Аравия) пошел вынужденно. После нефтяных кризисов 1973-го и 1979 годов, вызванных соответственно нефтяным эмбарго, когда страны ОПЕК отказались продавать нефть союзникам Израиля, и победой исламской революции в Иране цены на черное золото основательно выросли, а спрос, напротив, резко сократился. Результатом стало перепроизводство нефти на рынке. Доля ОПЕК стремительно скукоживалась с 51% в 1973 году до 30% в 1985-м, в то время как США и европейские страны внедряли технологии экономного потребления слишком дорогой нефти.

Со своей стороны, Советский Союз воспользовался сложившейся ситуацией и начал наращивать экспорт нефти. К 1985 году, по данным Всесоюзного научно-исследовательского института комплексных топливно-энергетических проблем (ВНИИ КТЭП) при Госплане СССР, доля выручки от продажи энергетических ресурсов в валютных поступлениях достигла 55%. Американский исследователь Петер Швейцер в своей книге «Победа» называет еще более внушительную, хотя и довольно спорную цифру — 80%.

Версия Гайдара популярна, но не бесспорна.

Во-первых, многие ученые, в их числе бывший экономический советник президента России и научный сотрудник Институт Катона Андрей Илларионов, считают, что Гайдар был неточен в порядке цифр и тем самым преувеличивал катастрофу. «Я хочу обратить внимание на то, что в 1985–1986 годах даже четырехкратного падения цены на нефть не могло быть! Потому что в 85-м году максимальная цена была ниже 30 долларов за баррель. Минимальная же цена в 1986 году была около 10 долларов», — горячился Илларионов во время публичной лекции в московском Политехническом музее.

Во-вторых, история знает случаи, когда государства переживали и куда более шокирующие экономические потрясения. Таким образом, обвал цены на нефть, возможно, и являлся необходимым условием для краха СССР, а вот был ли он условием достаточным — большой вопрос. Падение цен наметилось в 1982 году, резко ускорилось в 1985-м, а страны не стало к концу 1991-го. Шок, растянутый на десятилетие, это не шок, а норма жизни; если страна не справилась с новыми внешнеэкономическими реалиями, то вряд ли проблема только лишь в этих реалиях. К слову, почти четырехкратное падение нефтяных цен было зафиксировано совсем недавно, в 2008 году: за полгода баррель обвалился со 143 до 39 долларов. Впрочем, в тот раз цена довольно быстро, уже к лету 2009 года, поднялась до вполне терпимых 70 долларов.

Субъективные причины

Саудиты могли увязать хозяйственную необходимость отпустить цены еще и с «высокой» политической целью — местью Кремлю за вторжение в Афганистан. В этом случае свои маневры они, очевидно, согласовывали с Вашингтоном. Тот же Швейцер рассказывает о целой серии консультаций, которую провел с саудовскими руководителями в 1984–1985 годах директор ЦРУ Уильям Кейси. А в начале 1985 года уже сам король Фахд совершил вояж в Вашингтон.

Как сейчас

Сразу после мартовского саммита G7 в Гааге, который провели без участия представителей России и где в адрес Путина звучали очень жесткие слова, президент США Барак Обама отправился в Саудовскую Аравию на переговоры с королем  Абдаллой. Тут же появилась версия — американцы кулуарно обсуждают с шейхами новый план, как обвалить нефтяные цены и второй раз «наказать» Москву. Спустя пару месяцев цены на нефть действительно начинают падать: с более чем 110 долларов в середине июня до 70 долларов в конце ноября, когда ОПЕК официально объявила о своем решении не сокращать объемы добычи, то есть не останавливать падение.

Но в отличие от 1980-х нынешней отрицательный ценовой тренд не имеет одной главной причины. Кроме позиции стран ОПЕК, тут и кризис в Еврозоне, и уход с нефтяного рынка Украины, и война в Сирии, и неконтролируемые поставки террористов ИГИЛ, меняющих баррели на оружие. Плюс абсолютно новый фактор — добыча сланцевой нефти в самих США. В перспективе это может коренным образом переформатировать весь рынок и потеснить позиции России и других экспортеров. Сейчас же потребности производства требуют именно от американцев удерживать относительно приемлемые цены.

— При нынешней стоимости нефти добыча сланцевой нефти в США очень быстро стала падать, — рассказывает ведущий эксперт Союза нефтегазопромышленников России Рустам Танкаев. — Эта нефть — один из серьезнейших факторов мирового рынка, составляющий 10% от его объема. Если сланцевая нефть уйдет с рынка, нефтяные цены пойдут вверх.

Есть и другой взгляд: в той части отрасли, которая касается добычи сланцевой нефти, производственные и разведывательные циклы не такие длинные, и на время работу добывающих предприятий можно заморозить более-менее безболезненно, возобновив их работу позднее. А значит, есть риск, что цены опустятся еще ниже. В любом случае следует учесть, что доля валютных поступлений от экспорта нефти, газа и продуктов их переработки в общем объеме российского экспорта составляет порядка 68%, что больше госплановских показателей для советской экономики.

Вырождение номенклатуры

Событие

В марте 1985 года должность генсека ЦК КПСС занял бывший первый секретарь Ставропольского крайкома Михаил Горбачев. Он был сравнительно молод, ему исполнилось 54 года, что отличало его от других, более «возрастных» членов Политбюро. Горбачев считался человеком Юрия Андропова, которого тот видел своим приемником. Генсек должен был привести за собой таких же молодых и энергичных. Но новое поколение встало в оппозицию и к самому Горбачеву, и ко всему советскому государству. «Старые кадры» власть удержать не сумели — у них дрожали руки.

Объективные причины

Падение качества советской номенклатуры происходило постепенно, зато постоянно. Слишком инициативных партийцев расстреляли при Сталине, но тогда еще существовал механизм обновления аппарата, пусть и репрессивный. Ситуация меняется в 1960-е, когда на ХХIII съезде КПСС, первом после отстранения от власти Хрущева и избрания на царство Леонида Брежнева, отменяют пункты устава партии об обязательной ротации партийных функционеров (введенный по инициативе Хрущева). Чуть позже Брежнев найдет лингвистическое противоядие против ротации, введя в обращение понятие «доверие кадрам».

Перемены отчетливо проявляются уже к середине 70-х, когда стало окончательно ясно — социальные лифты застопорились, формирование советской элиты идет не по принципу профессионализма, а по принципу личной лояльности. Венцом элитного кризиса СССР считается геронтократия в Политбюро ЦК КПСС со средним возрастом около 70 лет. Стоит, однако, отметить, что в регионах ситуация была не столь вопиющей. Да и не возраст был главной проблемой. Советская номенклатура ширилась, замыкалась в себе, создавая отдельную страту общества, фактически это был правящий класс, и постоянно усложняла систему управления страной.

Кроме того, при внешней лояльности советскому строю среди партийной элиты к концу существования Союза был распространен и своего рода антисоветизм, только не идейного рода, как у диссидентов, а корыстного. О «реакционном» перерождении управленцев еще в 1930-х писал Лев Троцкий; именно в них он видел главную угрозу существованию СССР. Каждый номенклатурщик — потенциальный капиталист, который хочет не только управлять, но и владеть управляемой собственностью. Позже в этом ключе идею нового класса, партийной номенклатуры, развивал Милован Джилас — друг, боевой соратник и политический противник Иосипа Броз Тито.

— Представьте, вы управляете огромным производством, нефтянкой, но не владеете им. И знаете, что в США такой же, как вы, человек на том же месте — миллионер, миллиардер, совладелец! Он на десятки лет обеспечит себя, детей и внуков. Конечно, вы ему завидуете и хотите устроиться так же, как он, — подтверждает «РР» эту теорию депутат от ЛДПР Алексей Митрофанов, сам выходец из номенклатурной семьи.

Субъективные причины

До смерти Брежнева с такой системой никто не боролся. Антикоррупционная кампания Андропова вроде бы встряхнула советскую элиту. Своих мест лишилось около трети партийных функционеров. Но недолгий всплеск погасила смерть Андропова и приход к власти Черненко. И следующим уже кардинальным этапом смены управленческой элиты стала перестройка, которая окончилась сменой страны.

Свою роль, видимо, сыграл и характер Горбачева, его склонность к консенсусу. К тому же он не был готов защищать советскую систему с той же решительностью, с какой его оппоненты, в том числе Борис Ельцин, хотели ее разрушить. И Горбачев, и Ельцин были выходцами из уже переродившейся номенклатуры, где к тому времени взгляд на природу и перспективы Союза был основательно пересмотрен.

Как сейчас

Путинская элита формировалась из сетей личного доверия: силовиков, друзей и земляков президента, либерального крыла, доставшегося ему в наследство от Ельцина и старой губернаторской гвардии. Ключевым процессом была ротация региональной элиты, сросшейся с бизнесом и криминалом. Но каждый раз это требовало грандиозных волевых решений сверху. Наиболее известных губернаторов-тяжеловесов удалось убрать при Дмитрии Медведеве, но нельзя сказать, что задача управленческих кадров в регионах была решена.

— В новой России уже третий президент, а региональные лидеры все те же, пересидели двух президентов и пересидят третьего, — рассказывает политолог Виталий Третьяков. — Да, региональных лидеров немного проредили, но проблема осталась, заменили харизматичных деспотов серыми личностями, которых все чаще отправляют в отставку как неоправдавших доверие.

«Должна быть сменяемость элит, то есть на смену нынешней бюрократической элите должна прийти новая элита, которая будет более открыта для общества», — обмолвился в феврале 2009 года помощник президента Медведева Аркадий Дворкович. В то время вопрос третьего срока Путина еще полемизировался. Когда он решился, о сменяемости элиты быстро забыли. Квинтэссенция нынешнего кадрового голода — шутки о необходимости клонировать Сергея Шойгу после назначения того министром обороны.

Сложную сеть региональной советской номенклатуры сменила еще более сложная сеть российской региональной элиты, в которой сплелись представители и интересы федерального центра, региональных элит, аффилированного с ними бизнеса, в том числе родственного. Сменяемость элит воспринимается в штыки, грозя разрушением устоявшихся схем «кормления».

Стагнация в экономике

Событие

Ко второй половине 1980-х советская экономика пришла с замедляющимися темпами роста. Но дело даже не в ВВП — экономика все равно росла. Дело в увеличивающемся отставании от западных стран. По целому ряду направлений технологический разрыв с Западом виделся уже почти что непреодолимым. Постоянно замедлялись темпы роста производительности труда: с рекордных 6% в 1950-е годы до 3% в 1960-е, 2% в 1970-е и 1% в 1980-е. Причем происходило это вопреки увеличению доли инвестиций в общей структуре ВВП, которая с 15% в 1950 году возросла до 30% в 1985-м.

Объективные причины

«Плановая система имеет свой жизненный цикл, определяемый сроками службы основных фондов и моментом «большого толчка». Собственно говоря, способность мобилизации внутренних сбережений для осуществления этого «толчка», позволяющего бедным странам вырваться из «ловушки отсталости», всегда считалась главным достоинством плановой экономики. Однако из-за неспособности обеспечить своевременную замену устаревающего оборудования плановая система может более или менее успешно функционировать только два-три десятилетия после «большого толчка», а потом наступает неизбежное замедление темпов роста», — утверждает советник Департамента ООН по экономическим и социальным вопросам, профессор Российской экономической школы Владимир Попов.

В условиях рынка эти фонды обновляются в естественном режиме через кризисы, падения производства. Этому, правда, сопутствуют соответствующие социальные издержки в форме увольнений и безработицы. В Союзе этих издержек не было, но и механизма обновления фонов тоже не придумали.

Не стоит забывать и об оборонной нагрузке. И здесь мы упираемся в проблему вычленения военных расходов из структуры советской экономики, которая с 1940-х годов оставалась по сути военно-мобилизационной. Помимо собственно расходов на условные танки и пушки, которые шли как чисто военные, под нужды оборонки, а не гражданского сектора, были заточены капиталовложения во все базовые отрасли, которые порой производили избыточно много продукции или работали вхолостую.

Таким образом, пусть формально в 1989 году военный бюджет и был утвержден в размере 20,2 миллиарда рублей, что соответствовало всего 2% советского ВНП, но на деле это цифра была гораздо выше. В разгар гласности это стали публично признавать даже руководители советского государства (хотя не исключено, что они и преувеличивали, спекулируя на модной в то время антимилитаристской теме). Сам Горбачев в апреле 1990 года заявил, что военные расходы СССР составляют целых 20% от ВНП, а в конце 1991 года начальник Генерального штаба генерала армии Владимир Лобов и вовсе объявил, что военные расходы СССР —  треть от ВНП и даже более.

— В конечном счете советская экономика рухнула не из-за перепроизводства самого оружия, а из-за немыслимого перепроизводства сырья и промежуточных материалов, — рассказывал корреспонденту «РР» Виталий Шлыков, полковник ГРУ в отставке и военный экономист. — В этом смысле ее кризис был аналогичен американскому краху 1929 года, к которому привело масштабное перепроизводство не находившей сбыта продукции.

Субъективные причины

Именно правительство Михаила Горбачева было поставлено перед неразрешимой задачей обновить устаревшие фонды советских предприятий, когда темпы роста стали приближаться чуть ли не к нулю. До этого проблему постоянно откладывали на потом. Горбачев попытался решить ее через «ускорение», то есть через создание новых производств. В итоге страна получила, с одной стороны, недостроенные объекты, а с другой — старую промышленность со станками 30-х годов, и окончательно надорвалась.

Как сейчас

Темпы роста упали до еле заметных, а технологический разрыв с развитыми странами за последние двадцать лет, разумеется, преодолен не был, а лишь увеличился. Текущие же потребности экономики в высокотехнологичной продукции покрывались за счет покупки оборудования за рубежом, в результате чего целый ряд отраслей получил хроническую зависимость от импорта. В частности, это касается станкостроения, лекарственной отрасли, машиностроения. Отчасти это касается даже продукции ВПК.

— Элементная база! Почти вся элементная база в оборонке у нас импортная, говорить о какой-то независимости,  автономности не приходится, — сетует советник гендиректора концерна «Радиоэлектронные технологии» Алексей Шулунов.

Но ситуация в экономике все же радикально отличается. С 1991 года фонды предприятий изрядно почистили, заводы позакрывали пачками. В целом же мы пережили годы деиндустриализации, поэтому теперь следует говорить скорее о необходимости нового «большого толчка», чтобы опять не попасть в «ловушку отсталости».

Товарный дефицит

Событие

К концу своего существования СССР испытывал тотальную нехватку потребительских товаров: от продуктов питания и обуви до сигарет и пресловутой туалетной бумаги. С 1990 года, а по линии некоторых неправительственных фондов даже раньше, гуманитарную помощь, в том числе продуктами и медикаментами, в Союз стали поставлять его бывшие идеологические противники.

Объективные причины

Дефицит тех или иных продуктов в СССР был всегда. И это тоже родовое проклятие плановой экономики. Запланировать и расписать по пятилеткам производство станков, выплавку металла или добычу угля еще можно — более того, при определенных обстоятельствах это можно сделать довольно эффективно. Не даром элементы плана брали на вооружение Франция при генерале де Голле и Южная Корея при генерале Пак Чон Хи. Однако Союз (с его-то сельхозпотенциалом!) не справлялся с производством пшеницы, доля ее импорта постоянно росла.

Запланировать производство жвачки и модной одежды еще сложнее. Спрос на такую продукцию гибче, он подвержен частому изменению и перепадам. Следовательно, требуется чуткий механизм обратной связи. Рынок тонко реагирует на каждое изменение спроса и даже как бы опережает спрос, периодически выбрасывая порции экспериментального товара, мгновенно наращивая производство в случае востребованности и сокращая, если товар не нравится покупателю. Рынок легко играет с формой, цветом, дизайном. Плану это сделать сложнее.

В итоге в СССР на полки магазинов вываливались масса серого неинтересного товара, а советский гражданин охотился за польской гарнитурой и румынскими сапогами. Достать окольными путями товар с самого загнивающего Запада было большой удачей. Дефицит и потребительский разрыв с капстранами имели и четкое политическое измерение. Во-первых, пропажа социально значимых товаров всегда чревата волнениям, во-вторых (и это даже важнее), с точки зрения обывателя-потребителя Запад выглядел привлекательнее и круче Союза, если привлекательнее и круче выглядели его товары.

Субъективные причины

Ирония состоит в том, что меры, которые должны были побороть дефицит, в том числе закон «О государственном предприятии», лишь привели к его эскалации. После введения в плановую экономику элементов рынка и кооперации многие директора предприятий предпочитали не отдавать продукты в государственные магазины, а придержать их, чтобы потом реализовать уже по кооперативной цене. В результате продукты зачастую просто-напросто гнили на складах. Самые последние годы существования СССР стали апофеозом дефицита.

Как сейчас

Дефицита в России, конечно же, нет, у нас такая же экономика потребления, как и везде. Два раза с полок магазинов исчезала гречка, но это воспринимается скорее как анекдот. Однако в условиях санкций и частичной изоляции и тут могут возникнуть проблемы. В своем заключении на проект бюджета на 2015 год специалисты Счетной палаты отмечают, что российские сельхозпредприятия вряд ли смогут в ближайшей перспективе полностью справиться с замещением импорта продуктов, подпавших под антисанкции. В первую очередь это касается некоторых видов мясной и молочной продукции. Так, в прошлом году на долю импорта приходилось почти 59% от всего объема потребления говядины в стране, доля свинины достигала 31%. А значит, возможен как дальнейший рост цен, так и дефицит.

Вдобавок многие импортные товары, особенно в глазах молодежи, по-прежнему выглядят круче отечественных — они интереснее, качественнее. В некоторых же нишах, скажем, на рынке смартфонов, которые сейчас символизируют прогресс и экономическое доминирование развитых стран, Россия только начинает играть. Сам премьер Медведев пока страстно увлечен американскими айфонами, а не российской продукцией.

Война в Афганистане

Событие

«В день, когда Советский Союз официально пересек границу Афганистана, я написал президенту Картеру: «Теперь у нас есть шанс дать Советскому Союзу свою Вьетнамскую войну». Почти десять лет Москва вела изнурительную войну, которая не способствовала популярности правительства. Это конфликт привел к деморализации и в конечном итоге к развалу советской империи», — с восторгом вспоминал в интервью французскому журналу Le Nouvel Observateur экс-советник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский.

Советский Союз действительно много потерял как внутри страны, так и в глазах мирового общественного мнения после начала этой кампании, представ точно таким же агрессором и империалистом, как США во Вьетнаме. Осуждающую резолюцию Совбеза ООН Москва заблокировала, но Генеральная ассамблея подавляющим большинством голосов квалифицировала действия Кремля как «открытое применение вооруженной силы». СССР осудили и многие симпатизировавшие ему ранее левые интеллектуалы, а Рейган назвал Союз «империей зла». Последняя фраза мгновенно стала чем-то вроде клише.

Объективные причины

Главными сторонниками решения о вооруженном вмешательстве в афганские дела стали министр обороны СССР Устинов, глава КГБ Андропов и глава МИД Громыко. В постсоветской исторической науке и публицистике это решение, как правило, называют ошибочным.

Вместе с тем в условиях холодной войны оно было по-своему логичным. По крайней мере, оно объяснимо в логике этой войны. Кремль терял влияние на Афганистан, его ставленник Таруки был задушен по приказу Амина, которого все чаще подозревали в контактах с американцами. Одновременно накалялась и общая атмосфера: сворачивалась «разрядка», ускорялась гонка вооружений, буксовала ратификация договора об ограничении стратегических вооружений, а НАТО приняло решение о размещении в Европе ракет Pershing-2. Проамериканские силы проигрывали в Никарагуа и Иране, и это, видимо, вселяло в советских руководителей уверенность, что Вашингтон можно победить. Фраза «не потерять Афганистан» стала созвучно словосочетанию «ввести войска».

«Решение вторгнуться в Афганистан, прикрытое разговорами о самозащите и помощи дружественной стране, было, несомненно, серьезнейшей политической ошибкой. Но эта политика не была иррациональной, и к моменту принятия окончательного решения в декабре 1979 года такой исход был практически неизбежен», — замечает бывший посол Великобритании в СССР и России Родрик Брейтвейт.

С 1979-го по 1989 год в Афганистане, по разным оценкам, погибло от 13 до 26 тысяч советских граждан, военных и невоенных специалистов. Разнятся цифры экономических затрат. Согласно письму ЦК КПСС от 1988 года, затраты на кампанию составили примерно 50 миллиардов рублей, что в перерасчете на сегодняшний день составляет около 57 миллиардов долларов. Это очень немного, даже мало. По данным исследовательской службы конгресса США, на свою войну в Афганистане американцы потратили 320 миллиардов (в шесть раз больше), а на войну в Ираке — 780 миллиардов (в 15–16 раз больше).

Другое дело, что полного доверия к официальным советским цифрам, пожалуй, нет. Генерал Борис Громов, командующий 40-й армией, вспоминал, что созданная при Совете министров СССР группа экономистов, которая должна была оценить все расходы на войну, окончательные результаты работы не опубликовала: «Вероятно, даже неполная статистика оказалась настолько ошеломляющей, что ее не решились обнародовать. Очевидно, в настоящее время никто не в состоянии назвать точную цифру, которая смогла бы охарактеризовать расходы Советского Союза на содержание афганской революции».

Субъективные причины

Свои мемуары «Выход из тени» бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс начинает с заявления, что американская разведка стала помогать моджа-хедам за полгода до советской интервенции, тем самым провоцируя Москву, хотя по официальной версии помощь американцы начали оказывать лишь после вторжения. Заявлениям же Кремля тогда никто не верил, хотя в итоге они и оказались ближе к правде. В интервью Le Nouvel Observateur факт провокации признал и Бжезинский: «О чем жалеть? Это секретная операция была блестящей идеей. Она заманила русских в афганскую ловушку».

Как сейчас

Вмешательство России в украинский конфликт на юго-востоке страны и военно-политическая операция в Крыму имеют иную природу и характер, чем афганская кампания, но в глазах главных мировых СМИ и общественности Россия, как и СССР ранее, выступает агрессором. Генассамблея ООН опять подавляющим большинством высказалась против крымского референдума и за «территориальную целостность Украины». При этом Запад поддерживал «демократические силы», в том числе готовые к уличному насилию, а потом — Майдан и революционное правительство.

Главное содержательные отличие от афганской компании — Россия не вмешивается в конфликт напрямую, официально. По версии-минимум она снабжает ополченцев оружием, техникой и советниками. По версии-максимум, на юго-востоке Украины действуют российские армейские подразделения без опознавательных знаков. И то и другое в принципе, как ни цинично это звучит, находится в рамках давно устоявшихся практик вмешательства больших государств в суверенные дела государств малых. По сведениям газет The Guardian и The Daily Telegraph, в гражданской войне в Ливии на стороне повстанцев выступали 22-й полк британской SAS и французский спецназ, которые сыграли ключевую роль в штурме Триполи. Много также сообщается об американских и турецких советниках, которые тренируют бойцов Сирийской свободной армии.

Какова цена российского вмешательства в украинские дела, пока неизвестно. Опосредованная же цена присоединения Крыма, по оценкам бывшего министра финансов Алексея Кудрина, составит примерно 150 миллиардов долларов. Но это очень приблизительная цифра, которая складывается из оттока капитала из страны и падения капитализации крупнейших российских компаний.

Конец веры в коммунизм

Событие

13 марта 1988 газета «Советская Россия» произвела фурор, опубликовав статью ленинградского химика Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». «В наши дни студенты после периода общественной апатии и интеллектуального иждивенчества постепенно начинают заряжаться энергией революционных перемен», — писала химик-сталинист. И если «перемены» были только в желаемой проекции, то словами «апатия» и «иждивенчество» Андреева довольно точно поставила диагноз: ко времени перестройки Советский Союз пребывал в тяжелом идеологическом кризисе.

Объективные причины

На самом деле всю советскую историю можно рассмотреть через всплески идеологии, все менее сильные, и ее угасание, все более стремительное. В изначальной своей версии коммунистический проект имел всемирно-историческое измерение, но с провалом надежд на скорую мировую революцию советские руководители занялись строительством социализма в одной отдельно взятой стране.

Эту сталинскую переделку одной из не самых значимых, проходных идей Ленина мощно легитимировала победа во Второй мировой войне. Но и после нее СССР не смог отказаться от оборонительной парадигмы. Характерно, что в наспех сколоченном социалистическом блоке уже не предпринималось попыток отказаться от национальных государств, хотя первые большевики мечтали о социалистической федерации: новое поколение советских руководителей было куда больше озабочено эшелонированным защитным поясом.

Потом было хрущевское обещание построить коммунизм к 1980 году, звучавшее как повторение истории в форме фарса, и брежневская конституция со стыдливой констатацией благополучного построения развитого социализма. Будущее все сильнее растворялось в прошлых свершениях — и прежде всего в той самой победе над Гитлером, память о которой в годы правления фронтовика Брежнева приобретала все более сакральные черты. Дискуссия о содержательной стороне коммунистического строительства была закрыта на замок.

В общем и целом советский коммунизм последовательно прошел все этапы, характерные для любой религии. Сначала подпольное сектантское существование, потом утверждение в государственном статусе, затем кровавая борьба с еретиками, далее институционализация и бюрократизация, несколько попыток реформации. Только растянулось все это не на века, а на несколько десятилетий — зримое свидетельство ускорения исторических процессов. Собственно, перестройка представляла собой, пожалуй, самую смелую попытку такого рода реформации, которая окончилась оглушительной неудачей.

Субъективные причины

Навязчивая и неискренняя поздняя советская идеология вызывала отторжение и у совсем не политизированных граждан. «Коммунизм — это молодость мира, и строить его молодым», — пели советские комсомольцы, пока процессом строительства руководили все более дряхлеющие старцы. Про «молодость мира» сочинил бард Визбор, другие песни которого про «ручей у янтарной сосны» и «ночные дороги» молодые советские граждане семидесятых исполняли под гитару в лесах, сбегая туда от пустоты повседневного существования.

Спустя десятилетие тем же бегством от реальности в кочегары и сторожа займутся и первые советские рок-н-рольщики. Именно там будет создаваться настоящее искусство, культура, а значит, и настоящая реальность. Другие спасались от социальной апатии и искали отдушину там, где ее и принято искать в России, — в алкоголе. В том числе и отсюда рост преступности. Антиалкогольная кампания второй половины восьмидесятых этот тренд чуть-чуть поправила, но не переломила.

Как сейчас

Сейчас и лучше, и хуже: идеология не может рухнуть, потому что ее нет. Вряд ли где-то еще существует другое столь же критическое, скептическое и лишенное идеологии общество. Но есть эклектические поиски общих идей, попытки объединить историю в единый сложный сюжет. В первое путинское десятилетие белого генерала Деникина хоронили под советский гимн. При этом не прекращались разговоры и о демократии, но Ленина не вынесли из мавзолея. Нечто подобное — хотя, разумеется, не в таких масштабах, — происходило и в брежневские годы, когда на экраны стали выходить фильмы вроде «Адъютанта его превосходительства», в которых трудно не углядеть восхищения белогвардейской эстетикой.

Дальше случилась Болотная, Владимир Путин сообщил обществу о явной нехватке духовных скреп, а потом был присоединен Крым. Здесь тоже своего рода реформация: от идеологической эклектики и эклектичного потребления к попытке обрести новый стержень. Но и проблема все та же: преодолеть оборонительную парадигму не получается. Мы вернули себе крымский форпост, крайне важный в национальной ментальной географии, но на самом деле мы по-прежнему не знаем, что кроме языка, общей истории и «вежливых людей» нас скрепляет.

Предлагаемый Кремлем проект консерватизма — охранительный патриотизм вкупе с почти обязательной и подчеркнутой религиозностью — превращен во внешний неотрефлексированный культ. И если идеологи позднего советского коммунизма уже сами не верили в коммунизм, то где гарантия, что апостолы нового российского консерватизма, позавчерашние комсомольцы и коммунисты, пришедшие через бизнес девяностых, не занимаются положенной официозом профанацией и не перекуются вновь при первом же удобном случае?

Оставить комментарий