С ИГИЛ разговаривать нельзя

На днях ООН предложила новый подход в отношении террористической группировки ИГИЛ  «Исламское государство». Представитель ЮНИСЕФ (структурная часть ООН) Хаана Сингер рассказывала про страдания детей в охваченной гражданской войной Сирии. «Порядка 11 тысяч детей было убито из-за конфликта на данный момент. Но я уверена, что реальные цифры намного больше. Кроме того 5,6 миллионов детей пострадали от конфликта внутри Сирии и еще 2 миллиона оказались за пределами страны, они стали беженцами войны», — говорила она. И тут же дала понять, что для облегчения положения этих детей ЮНИСЕФ ведет переговоры с террористами из «Исламского государства», контролирующими часть сирийской территории. «Мы не ведем переговоры напрямую с ИГ. Они могут отрезать вам голову, вы знаете. Мы общаемся через местные НКО, через представителей местного руководства, через посредников, людей, которые живут там (на территориях, захваченных ИГ) и осуществляют определенную деятельность — обучают, оказывают медицинские услуги и так далее», — пояснила чиновник. Затем она, конечно, попыталась нивелировать свои слова, заявив, что «главная цель — это защита детей. Нужно говорить с кем-то, чтобы обеспечить защиту детей. Но это не призыв к переговорам с ИГ», однако это оправдание уже в самом тексте выглядит достаточно противоречивым.

С одной стороны, беспокойство госпожи Сингер понять можно. Гуманитарная ситуация в Сирии крайне тяжелая, люди страдают, и ООН должна всеми силами облегчать эти страдания. Однако в данном случае (как, в общем-то, и во многих других) концепция о «слезе ребенка» вступает в резкое противоречие с объективной реальностью, в которой с «Исламским государством» можно и нужно разговаривать лишь языком Калашникова.

А все потому, что ИГ — очень специфическая террористическая организация. И ее нельзя ставить в один ряд с, положим, Талибаном и Союзом Исламских Судов Сомали. Последние две были договороспособными и в каком-то смысле даже рукопожатными, поскольку ставили перед собой задачи строительства национально-ориентированного государства (ряд шейхов СИС, конечно, говорили о создании «Большого Сомали» и присоединении к их государству Джибути, а также населенных этническими сомалийцами частей Кении и Эфиопии, однако на практике эти желания можно было легко заблокировать). И они достигли определенных успехов в области прагматичного государственного строительства, а также снизили негативное влияние их стран на мировое сообщество. Оба движения навели порядок в стране, кроме того «Талибан» смог резко сократить экспорт афганского героина, а СИС разобрался с сомалийскими пиратами а также ввел жесткий запрет на вырубку леса (который предприимчивые сомалийцы уничтожали для того, чтобы превратить в уголь и продать в соседние страны). Да, форма правления у этих движений была не такой, какой хотел видеть ее Запад, да и с правами человека все обстояло, мягко говоря, плохо (включая законы шариата — вплоть до запрета на музыку в Афганистане), однако нынешняя ситуация в этих двух странах показывает, что, возможно, Талибан и СИС были единственно возможными вариантами для этих стран с учетом нынешнего уровня развития тамошних гражданских обществ и гражданского сознания.

Террористическая группировка «Исламское государство» — это принципиально другая история. Во-первых, речь не идет о создании национального государства — в основе концепции ИГ лежит идея халифата, общеисламской «империи». Поэтому национализм в данном случае не может нивелировать или оттенять радикальные версии ислама, которые придерживаются в группировке. Во-вторых, эта концепция «халифата» представляет из себя экзистенциальную угрозу  арабским странам. Фактически «халиф» ИГ оспаривает самим своим титулом власть национальных правителей не только Сирии и Ирака, но и Саудовской Аравии, Иордании, Турции, Ирана и других государств. И если с талибами можно было договариваться и ненападении (что и сделал, например, Туркменбаши Первый), то с «халифатом» такого рода соглашения нереальны, поскольку противоречат самой его идее. В-третьих, концепция «халифата» является еще большим препятствием общественно-политическому прогрессу и становлению национальных государств в арабском мире чем т.н. «палестинское дело». Да и не только в арабском мире — ряд террористических движений даже в иных странах (например, Боко Харам в Нигерии) присягнули на верность «халифу». И, в-четвертых, ИГ взяла принципиальный курс на уничтожение иноверцев. И речь не только о массовых казнях иностранцев — живущие на территории ИГ христиане (кто еще остался в живых) испытывают все виды насилия.

Именно поэтому с ИГ можно говорить только языком силы, и не вести никаких переговоров. Просто потому, что с террористами диалог не возможен, возможно лишь физическое уничтожение. Естественно, Запад не должен это делать исключительно своими руками — устраивая регулярные казни граждан ЕС, США, Японии и иных цивилизованных стран, ИГ и добивается вторжения. Дабы потом поднять население на борьбу с «крестоносцами» и взять под свое крыло еще и местные национально ориентированные кланы (которые против ИГ, но еще больше против оккупации). В этой ситуации ставка сделана на национальные армии (в частности, иракскую — усиленная иранскими советниками и штабистами, а также американским оружием, иракская армия ведет более-менее усиленное наступление на исламистов). Если же эта ставка не сработает, то речь может пойти о создании широкой коалиции государств (прежде всего мусульманских) для борьбы с ИГ. Но никак не о переговорах с теми, с кем они попросту невозможны. Даже ради прекращения страдания сирийских детей, поскольку такого рода легитимация ИГ приведет к а) продолжению страдания детей под их власти и б) взятию в заложники новых детей для того, чтобы вынудить Запад делать то, что категорически делать нельзя — разговаривать с террористами.

 

Оставить комментарий